То ли недосып так влияет, то ли это последствия долгих разговоров про изнанку - глаз начинает выхватывать из толпы всяких странных-прекрасных.
Возле работы по улице идет чувак. Эдакий архетипичный металлист: косая сажень в плечах, борода, хайра, какая-то майка с жутким рисунком. На предплечье у него странного вида повязка, больше всего напоминающая патронташ. Эдакий ремешок с трубочками-слотами под что-нибудь продолговатое. И вот в этот самый патронташ заткнуты несколько костей. По виду куриных.
На выходе из "Риги" взгляд выхватывает бабку. Бабка квадратных пропорций вархаммеровских гномов, широкоплеча и сурова. В одной руке у бабки внушительного вида посох, в другой - три брезентовых поводка, на которых она держит трех собак разной степени дворовости. Возле собак на коленях-корточках увиваются две девицы, и такое у них на лицах обожание, что, кажется, никуда от этой бабки они теперь не уйдут.
Были на этой неделе два раза на даче, где прошло мое детство, да и детство половины знакомых до кучи. Стальные же у нас тогда яйца были, я скажу. То, что места там хоть и загаженные, но очень непростые, мы догадывались и тогда. Было даже предположение, что нехилых размеров холм, на котором поселок стоит, вполне себе является сидом. Но мерещилось и глючилось там всегда и легко. Но малые мы совершенно без проблем шароебились по тем лесам, часто крайне малыми компаниями, регулярно именно в лесу, регулярно пугая друг друга. Сейчас я б в лес после наступления темноты зашел только в случае крайней необходимости. Это при том, что сейчас я гораздо более материалистичная скотина, чем тогда. И при том, что месяц назад я почти неделю просидел в другом лесу один. Ну и глючит там по прежнему изрядно. Твари всякие бегают, на ветках висят. Деревья дорогу перебегают. И если когда-то у меня была мысль поехать в эти холмы на какую-нибудь дату, то сейчас я очень не уверен в целесообразности оного. Здоровее буду, кажется мне.
Я сюда уже не писал черт знает сколько. Что характерно, писать мне хочется, постоянно возникают какие-то темы и идеи, про которые думаешь: "О, надо в дайрик записать". Но в то же время, стоит сесть писать и все. Нет во мне слов, точнее слова есть, но не строятся в предложения, не сцепляются друг с другом. Облепляют, как каша рисовая. С бататом. При этом их просто нужно куда-то стравливать, но ни дневник, ни художественные тексты не получаются. Спасаюсь сильно нерегулярными утренними страницами - уже хоть что-то.
*** Вчера астрологи объявили офигенные звездопады. Мы с лисой почесали затылки и выползли на дачу к волкогаву. Лежали там на соломе, в небо смотрели. Звездопад клевый, метеоры оранжевые и с хвостами. Ня. Спал четыре часа, с утра подорвался и поехал в город работать.
*** На работе все напоминает анекдот про "котик, миленький, ну хоть капельку". И чем дальше, тем больше. От этого работать не хочется совсем. За спиной остался отпуск, четыре дня в лесу, а потом мутное и непонятное существование в городе. Нихрена не отдохнул, зато хоть свой проект поделал.
*** В целом, что-то со мной последнее время не так. В голове отходит какой-то контакт - искрит и заставляет все остальное работать странно. Истерю, загоняюсь, большую часть времени хочется забиться в угол и там лежать. И чтоб никто не трогал. Вообще. Куча ситуаций, когда вот я вроде был социальной няшей, а вот я уже все. Скручиваюсь улиткой, плохо в голове, плохо телу и пиздец. Постоянно ноют плечи, потому что в постоянном напряге. И не получается расслабить, знаю, где эпицентр, но ничего не получается сделать. Последнюю неделю вроде попустило, но не думаю, что надолго.
*** Дожили до августа - это,конечно, примиряет с действительностью. По прежнему лучшее время года. Жара, а листья уже желтые. Купаться можно, яблоки в саду уже вовсю висят. Звезды падают. Если погода не испортится, буду в лес среди недели ездить. Всяко лучше, чем в городе сидеть. Не верится, что скоро осень, но куда ж ты от нее денешься.
До чего же здорово, когда человек, с которым неплохо общался в детстве, потом разошелся лет на 6-7, при встрече оказывается серьезно повзрослевшим, но все равно странным и чудесатым, со своими взглядами и увлечениями. И когда общение клеится без натянутости и мучительного придумывания общих тем. Особенно это приятно, когда перед глазами есть некоторое количество противоположных случаев, когда люди за год превращались черти во что.
Гонясь за мечтой о своем собственном роботе таки взялся за электронику. Так вот, господа, с этой самой электроникой никакая садамаза не нужна. Потому что за эти две недели я успел получить свои 220 вольт, а сегодня налил на ногу расплавленного припоя. Замечательные ощущения, доложу я вам. В добавок ко всему, сегодня я выпаивал микросхему из платы путем нагревания платы на плите, теперь мне нужен еще и противогаз. Вообще, по хорошему, надо бы подумать про ТБ. Очки купить, хотя бы
Вчера, если честно, не было ни сил, ни настроя, ни желания. О том, что вот он уже, узнал я с утра на работе, так уж получилось. С работы пришел скорее тушкой, чем чем-то собранным, дома были хоть и ожидаемые, но не сильно желаемые в тот момент люди (впоследствии они меня и спасли, но это всегда так бывает), хотелось спать и вообще. Потом были шумные и в меру упоротые посиделки, которые хоть как-то вернули меня в нормальное русло. Но ехать куда-то за тридевять земель в зеленый луг и что-то там праздновать сил, тем не менее, не было никаких. Вообще изначальный план был, такой, что я вот сейчас выпровожу и лягу спать. Короче никакого праздничного настроения, что вы. В полдвенадцатого меня прибивает что, пожалуй, можно что-нибудь и отпраздновать. И за эти несчастные полчаса все резко становится хорошо и правильно. Из подручных материалов сооружается алтарь, гасится свет, зажигаются свечи. Последующие полчаса я сижу один, у меня свечи, испеченный любимым человеком хлеб, молоко. Внутри и вокруг тишина, я говорю с кем-то большим и важным, я не знаю, слышат ли меня, но это правильно - говорить именно о таких вещах и именно в этот момент. И очень спокойно. И все как надо, и гораздо лучше, чем если бы я дал Лисе увести себя в гости. На следующий день просыпаюсь поздно, долго шуршу по дому, тихо убираю квартиру, себя, голову. А за окном первый раз за последний месяц светит солнце. Звонит лиса и зовет гулять. Выползаем, едем на Комсомольское, но вместо этого попадаем на вокзал, идем на первую попавшуюся электричку и уезжаем на Минское море. Там много пространства, солнце и маленькие рыбаки на широкой спине водохранилища. Лиса дуреет и носится, у нее уже весна в полный рост, я вот пока еще не оттаял. Немного замерзаем, возвращаемся домой. Потом опять свечи, омния как звуковое сопровождения. И скрип Колеса. С праздником всех причастных, что ли. Весна близко.
Шумно людно и бестолково отпраздновали НГ. В моей постепенной деградации наметился новый шаг. Я пел "все идет по плану". Трезвый. Всем всяческих благ, в общем
Сходили вчерась на последнего (надеюсь) хобота. И вот что я вам скажу по этому поводу. На самом деле Джексон никакого хобота не снимал. Под видом Хобота Джексон все это время снимал Вархаммер. И если воспринимать происходящее как Вархаммер, то оно даже неплохо смотрится. Нуачо. Присутствуют квадратные гномы с козацкими чубами верхом на свиньебаранах. Эльфы в желтых картонных доспехах, ходящие строем. Камень с демонами Варпа. Орлы сбрасывающие медвежью кавалерию. Управление троллем при помощи мозговых имплантов (меча в черепе). Плод порочной связи гнома с Радагастом. В очередной раз подтвердили, что хобби Леголаса - прыгать по чудовищам, а хобби Гендальфа - сидеть в темницах. Самые умные в фильме, кстати, орки. Бонусом идет изумительная Галадриэль, но ее там 5 минут и непонятно, зачем. Вот.
Першая душа Менска — гэта Няміга. Да яе можна спусьціцца па трубах, можна запусьціць у яе струмяні рукі, можна нават пакаштаваць на смак, калі хто сьмелы. Можна проста ісьці па вуліцы і нагамі адчуваць, як гудзе і бурліць пад зямлёю Крывавая Бессань. Другая душа — гэта ўніверсам «Цантральны», сакральны савецкі паб, які адначасова і душа і чэрава. Але ў яго выпадку душа не супярэчыць чэраву. Тут можна выпіць чай з пакетыка, купіць вушка, пакарміць бамжа, паабшчацца ля выхаду з панкамі, сфоткаць прыўкрасную ляпніну. Кажуць, яго зараз зьбіраюцца зачыняць. Але душу нельга зачыніць. «Цантральны» можа і не заўсёды будзе належаць Менску гістарычнаму (як і не заўсёды належаў), але ён заўжды быў, ёсьць і будзе ў тым Вечным Менску, куды мы ўсе яшчэ прыйдзем, які ёсьць адзін з самых прыгожых твараў Новага Ерусаліму. Я веру, што ў тым Горадзе «Цантральны» напоўніцу праявіўся, што там ён выглядае як сапраўдны мармуровы палац зь лесам калон, што ўпрыгожаныя фрэскамі і мазаікамі, на якіх выяўлены маракі і садоўнікі ўсіх краёў і ўсіх часоў разам з пладамі сваёй працы. Там у ім знойдзецца месца за стойкамі для ўсіх студэнтаў, і прафесароў і гопнікаў і для ўсіх нас, а серафімы і херувімы будуць у сініх фартухах лётаць побач і праціраць тыя стойкі, зьбіраць аднаразовы посуд і адвозіць на металічных каталках. Я нават думаю, што першае, куды трапілі пятнаццаць ахвяраў выбуха ў метро, гэта ў той «Цантральны» ва ўваскрослым Менску, амаль адразу па-над станцыяй. Дзе іх сустрэў Той, Хто быў самаю бязьвіннаю ахвяраю, і правёў іх за стойку, дзе ўжо на белых абрусах былі і хлеб, і віно, і эклеры, і чай у пакеціках і коржыкі за 2200. І яны піравалі, гледзячы праз вокны на паўсталы зь мёртвых Праспект, і піру гэтаму, і радасьці, і дараваньню і прымірэньню не было канца. І ня будзе.
Трэцяя душа Менска — гэта хлопчык з гусем за Купалаўскім. Яны танчаць танец пра тое, што сіла зьдзяйсьняецца ў слабасьці. За амаль 150 год вакол іх адбываліся адна за адною рэвалюцыі, дзьве сусьветныя вайны, ішлі бамбардыроўкі і будоўлі, у суседнім доме зьбіраліся і разганяліся зьезды, ішлі спектаклі, а яны ўсё стаяць. Зьніклі і паўсталі вакол цэлыя раёны, быў хутка ўзьведзены і хутка зрынуты сталінскі ідал, а яны стаяць. Зьнікла і намётавае мястэчка праз дарогу, яшчэ адна душа Менска, чацьвёртая і зараз нябачная, а яны стаяць. І будуць стаяць і танчыць столькі, колькі ім будзе адпушчана, а калі раптам прыйдзе нехта, каб спыніць іх танец, то гусь уздымецца ў неба і на сьпіне панясе хлопчыка над Панікоўкаю і ўсім астатнім нашым горадам туды, дзе ніякае зло іх не дастане, і ўсіх нас, хто захоча, таксама забярэ з сабою. І ня важна нават, гусь гэта ці ўсё-ж такі лебедзь.
Пятая душа Менска — гэта вечны агонь ля абеліска. Гэта душа вельмі хворага і пустога Менска, такога Менска, якому растлумачылі, што ніводнай душы ў яго няма, бо душаў не бывае. Таму ён палае, быццам ува сьне, сярод соннай дэкарацыі. І тады ён нікога не сагравае, бо ахвярны агонь ня грэе. Але бывае, што гэтае полымя ненадоўга перастае быць падзямельным зьнічам, запаленым перад стодам Вайны, а робіцца чалавечым агнём, які гарыць не для мёртвага боства, а для людзей. І тады ў каменным савецкім Менску запальваецца нешта жывое. Можна ля вечнага агню стаяць на каравуле. Можна спаць ля яго, каб не замёрзнуць зімоваю ноччу. Можна засмажыць на ім бутэрброд ці прыгатаваць яешню.
Шостая душа Менска — гэта былы пункт прыёму шклатары, які цяпер і раддом, і катэдральны сабор, і кірмаш, і сінагога, і парламент, і ўніверсітэт, і гладыятарская арэна, і канцэртная зала, і школа, і дзіцячы садок, і клуб, і дыскатэка, і рэстаран, і партызанская зямлянка, і шпіталь, і рэстаран, і бібліятэка, і карчма і нават бясплатны туалет. Такога няма нідзе, я ў гэтым абсалютна ўпэўнены. І я думаю, што ў Вечным Менску Ў асабліва ня зьменіцца, хіба што толькі там змогуць зьмясьціцца ўжо ня трыста чалавек, а ўсе ахвочыя. Тут часьцей, чым у любым гарадскім храме, адчуваецца набліжэньне Царства.
Сёмая душа Менска зусім побач — гэта двор, дзе стаяць дамы Кіма Хадзеева і Аляксея Жданава. Дом Кіма ўжо нельга ні ўбачыць, ні ўвайсьці ў яго, але калі з разу ў раз слухаеш гісторыі людзей, якія былі там шмат разоў, то трапляеш унутр разам зь імі. І ў тым доме, падобным да іншым двухпавярховах на суседніх вуліцах, жыве кароль. Каралеўства яго вельмі малое, амаль незаўважнае, усяго некалькі соцень падданых, але толькі такім і можа быць каралеўства ў добрага караля. А побач стаіць вялікі дом іншага караля. Ноччу, з боку двара, ён выглядае так жа страшна, як і калі той другі кароль пісаў, як «вымирают квартиры». Цёмны двор без аніякага сьвятла. Адзін з галоўных менскіх двароў. Хоць каралёў цяпер складана сустрэць, яны ўсё роўна там жывуць і Аляксей працягвае пісаць Кіму лісты пра немцаў і марсіянаў, пасылаць намаляваных на паперках чалавечкаў і няма ў сьвеце ніводнай сустрэчы ўрадаў, ніводнага саміта ці паседжаньня, ніводнай дэлегацыі важнейшай, чым гэтая каралеўская перапіска.
Лена Прохарава
Восьмая душа Менска — гэта Леначка Прохарава, тутэйшая сьвятая з вогненнымі валасамі, адзіны ў горадзе чалавек, які можа знаходзіцца ў некалькіх месцах адначасова. Можна зь Леначкай проста паразмаўляць, можна слухаць, як яна распавядае, што і дзе адбудзецца заўтра, што пасьлязаўтра, можна бясплатна хадзіць зь ёю на імпрэзы, як яна кажа. Але гэта ня самае галоўнае. Зь Леначкай трэба танчыць, або глядзець, як яна танцуе. І калі пасьля гэтага штосьці яшчэ застанецца незразумелага на гэтым сьвеце, то трэба проста працягваць глядзець і хутка ўсё стане ясна.
Дзявятая душа Менска — гэта камень Дзед з капішча на Сьвіслачы, цяпер па-блюзьнерску перасунуты ў музей валуноў, дзе яму і зараз ахвяруюць стужкі, ніткі, грошы і цукеркі, і аднаму Богу вядома, што ён, камень, пра ўсё гэта думае.
Душы гэтыя часта прывідныя і няўлоўныя, і цяжка знайсьці і яшчэ цяжэй адшукаць другі раз, бо Менск, як і любы нармальны беларускі горад, скрывае больш, чым паказвае і хавае больш, чым аддае. Ён, як і павінен любы нармальны беларускі горад, жыве не навонкі, а ўглыб. А так як амаль ўсё ў глыбіні, то складана разгледзець, ці сапраўды ў яго шмат душаў, ці насамрэч толькі адна.
Фото: onliner.by Дзясятая душа Менска — гэта дзед Казімір. Зь ім трэба сфатаграфавацца, калі ў вас вясельле, і паслухаць ягоны белы верш.
Адзінаццатая душа Менска — гэта вярба ва ўнутраным двары Ліцэя БДУ. Яна стварае асаблівае магнітнае поле і, дзякуючы гэтаму, на тэрыторыю Ліцэя не распаўсюджваецца ўплыў помніка Леніна з плошчы Незалежнасьці.
Дванаццатая душа Менска — гэта Камароўка. Тут можна абысьціся без каментарыяў.
Трынаццатая душа Менска — гэта ікона Маці Божай, што ў Саборы Сьвятога Духа, адзіная ў сьвеце рэч, якая не пакідала цэнтра горада на працягу пяцісот гадоў.
Чатырнаццатая душа Менска — гэта Курапаты. У дзень Апошняга Суда гэта будзе, напэўна, самае цікавае месца ў горадзе, бо там прачнуцца тысячы і тысячы сяброў, настаўнікаў і даўніх знаёмых, а колькі менавіта, тады і даведаемся.
Пятнаццатая душа Менска — гэта будынкі фабрыкі «Камунарка», на месцы якіх, паводле Мойшэ Кульбака, раней стаяў дом рэба Зельмэлэ і жылі зельманцы.
Шаснаццатая душа Менска — гэта вуліца Сухая, галоўная магістраль гета, якая ідзе ад Ямы да старых габрайскіх могілак зь іх вусьцішным мінулым. Цяпер паміж імі ў савецкай высотцы водзяць куста, граюць на коклях і дудах, выюць абрадавыя гімны і ўсё гэта разам глядзіцца амаль неспалучальным для нашага зямнога розуму, але сплятаецца ў нейкую незямную прыгажосьць.
Сямнаццатая душа Менска — гэта Ракаў. Тэатр оперы і балету, праект Лангбарда
Васямнаццатая, дзевятнаццатая, дваццатая і дваццаць першая душы Менска — гэта чатыры вежы, збудаваныя Лангбардам, жудасныя і ў той жа час цудоўныя.
Дваццаць другая душа Менска — гэта менска-віленскі цягнік, тая душа, якую горад штодня выдыхае і ўвечары ўдыхае назад разам з новымі акропальскімі тэлевізарамі, палітонамі, ботамі і Велікалітвой.
Дваццаць трэцяя душа Менска — гэта Цівалі, дзе трыста чыгуначнікаў перамаглі Сатану.
Дваццаць чацьвёртая душа Менска — гэта цмок Менеск, які дагэтуль жыве ў горадзе, плавае па рэках і рассыпае паўсюль сваю каменную муку.
Дваццаць пятая душа Менска — гэта Інтэрнэт.
Дваццаць шостая душа Менска — гэта Трасьцянец, які сьпіць і чакае Ўваскрасеньня.
Дваццаць сёмая душа Менска — гэта пісьменьніцкі дом на вуліцы Карла Маркса.
Гэта толькі трошку з бясконцасьці менскіх душаў ці твараў адзінай менскай душы. Яны бываюць тысячагадовымі, а бываюць хвіліннымі, але ўсе бясцэнныя, бо робяць Менска абразам Вечнага горада. Горада, у якім застануцца чыстыя вуліцы, навагодні галалёд, Народны альбом, скульптура Анікейчыка ў парку, мітынгі на Бангалоры і ўвогуле ўсё застанецца і вернецца, толькі сьмерці і нянавісьці болей ня будзе, бо ўсё і ва ўсім будзе Любоў.
Теперь я видел ярко-оранжевую плесень и чернющий дым, поднимающийся над термосом. Есть подозрение, что в том дыме было тоже немало братьев наших меньших, сиречь грибов.
в кабинете участкового психиатра который день пасмурно. идет дождь моросящий, мелкий, занудный врач говорит: грибной он оптимист, это очевидно коллеги шепчутся о небывалом урожае белых завидуют врач говорит если у меня будет улучшение он разрешит мне заглянуть в шкаф а там три огромных гриба высотою с четырнадцатиэтажку поющие что твоя птица сирин с божественными именами: Галоперидол, Феназепам и Аминазин сияющий тут-то оно и наступит, счастье вечная ремиссия для всех и даром и дождь прекратится а пока - можно я поживу в этом кабинете? спрашиваю я врача, и он отвечает: можно. живи. и вы тоже живите. жить - можно, слышали, что доктор сказал? (с) Белый шум
Я очень не люблю, когда в ленте пишут про Доктора. Ровно как про Шерлока, Ганнибала и любой другой сериал за исключением, разве что Адвенчер тайма и грядущих Американских богов. При это я ничего не имею ни против сериалов, ни против их фанатов. Вот.
А теперь я напишу про доктора. Объясните мне как, как существо, похожее на косервную банку с торчащими из нее вантузом, миксером, бластером и лампочками может: а) доставлять б) местами заставлять откладывать кирпичи в) самое важное - выражать эмоции?
К нам потиху приближается мабон, один из тех дней колеса, который я вообще не представляю себе, не знаю, для чего он и как. Кругом тысячи яблок, весь мир зациклился на яблоках. Я второй раз в жизни лазаю по деревьям, жонглирую яблоками. Завтра с лисой машем электричками обратно в минск, тоже дело хорошее.
За последний месяц столкнулся с несколькими произведениями, которые идеально отражают мое видение Мира тьмы. Сначала были две части города грехов, а совсем недавро Пыльца Нуна. В последней просто великолепно описаны феи из нового МТ. И вообще эта книжка про прорастание цветами, аркадию и ксенофилию. На нуна я сейчас подсел плотно, а самое обидное, что из всех знакомых посоветовать некому - не знаю, кто оценит. Вот.
Решили съездить на велосипедах за город, благо недавно было разведано прекрасное направление с водой, лесами и удобными дорожками. Собрались, поехали. Доехали почти до кольцевой, решили зайти в магазин купить водички и ништяков. Приковали велосипеды замками, пошли в магазин. Осознали, что ключи от замков настолько для слабых, что остались дома. После чего, можно было наблюдать, как я на велопарковке возле гипермаркета куском проволоки ковыряю велосипедный замок, периодически нервно озираясь - пойди объясни, что я свой замок взломать пытаюсь. Замок, к сожалению, моему инженерному гению не поддался. Пока съездили домой за ключами, стемнело. В результате за город так и не попали, но по няшным окрестностям дроздовского водохранилища покатались. И то ништяк.
***
Недалеко от дома на холме стоит яблоня и весь склон холма до низу покрыт слоем упавших яблок. Эта картина настолько осень, что хочется застрелиться. Просто концентрированный образ, никому, кроме меня его не объяснишь, но я знаю, что теперь будет фигурировать в тех историях, которые звучат в моей голове.